Впервые я услышала о Мерабе в 1980 году, когда училась на юридическом факультете университета. Философия Мераба была очень популярна среди студентов. Чтобы послушать его лекции, нужно было ехать в столицу. Садилась на вечерний экспресс в Минске, и рано утром выходила на Белорусском вокзале в Москве.
Приключения начались тотчас в дорожном купе.

О, эти бурные ночи! Пассажиры, мужчины и женщины, разных возрастов, командировочные и любовники, разговоры обо всем и ни о чем, вынужденные знакомства. Грохот колес, визг тормозов, тряска локомотива.

Дежурный проводник, женщина без возраста, стучала в дверь, и ставила на столик стаканы в резных металлических подстаканниках с тонкими витыми ручками. Пахнущий веником жидкий чай, прозванный в народе «Пыль грузинских дорог».

– Скоро прибываем. Поторопитесь!
И высыпала с ладони продолговатые кусочки сахара в упаковке с эмблемой Железной дороги.
– Через полчаса закрываю туалеты!
В обязанность пассажира входило после пробуждения «снять постель», и отнести в купе проводника застиранные серые простыни с запахом сырости, и тонкие шерстяные одеяла, выцветшие, затертые до дыр. Скрутить полосатый матрац в плотный рулон и засунуть его на верхнюю полку.
За тусклым стеклом мерно плыл перрон. Поезд со скрежетом замедлял ход. И уже не имела значения вагонная ночь. Выход на оживленную привокзальную площадь. Спуск в метро. Несколько долгих перегонов по цветной линии, и я на месте.

Когда я вошла в лекционный зал, свободных мест уже не было, а люди все приходили и приходили, стояли вдоль стен, сидели на ступеньках, на полу…В небольшом зале и тесно, и душно. Но радость от того, что все-таки попала сюда, сглаживала все неудобства. Мераб был кумиром многих молодых, жадно впитывающих каждое слово, не понимающих, порой, запоминающих одну лишь интонацию. Но как это здорово! Как важно и нужно каждому!
Мераб двигался между рядами, обращаясь к присутствующим, словно приглашая к беседе. Лекции не записывал, считал, что это обедняет мысль. Но говорил так легко и свободно, словно дышал. Мыслил свободно. Больше проповедник, чем философ.

Массивные очки в тяжелой оправе, наверно потому, что много читал, да еще на пяти языках, которые выучил самостоятельно. Любил свет и солнце. Он и сам словно бы излучал свет, некую особую энергию, волны которой не угасают до сих пор.
– Смысл философского осознания жизни, — понять: где я, и кто я. Человек, проходя свой жизненный путь, стремиться стать лучше, подняться над собой бытовым и возвыситься душевно, чтобы потом уложить все это вниз. Как наверху – так и внизу. Ибо нет ничего другого: вечная жизнь она здесь и сейчас, и менять себя надо сейчас, чтобы было хорошо не после смерти, а во время жизни.
Каждый сам должен допереживать до конца, учил Мераб.

А Мераб не просто так говорил это. Он и сам пережил великую, изматывающую физически любовь к восхитительной женщине, годами старше его, со своей непростой судьбой. Ночные поезда на выходные из одной страны в другую, лишь бы увидеть, побыть рядом… Встречи, расставания, и боль одиночества в конце. Оставила без объяснений.
Много лет спустя, приехав в Америку, Мераб позвонил кому-то, и онемел, неожиданно услышав в трубке ее голос. Она оказалась там в гостях. Вот и состоялся последний их разговор. Растерянный, в смятении:
– Как ты?
– Все хорошо. А ты как?
Но о встрече не попросил, зачем, все уже и так ясно.

Радоваться можно лишь тому, что в этой боли выступило с пронзительной ясностью.Это радость от понимания сути происходящего. Когда видишь со стороны ясность положения, и понимаешь это. Без возможности доказать кому-то. Радость от понимания сути. (Мераб Мамардашвили, Беседы о мышлении, 1986-87)

Нужно смотреть на все как бы со стороны, стать наблюдателем, не погружаться в тяжелые переживания. Ничего не жди, не борись с жизнью, прими ее такой, какая она есть, и иди вперед, иди вперед! (Мераб Мамардашвили. Эстетика мышления)

В период так называемого застоя в 1980-е годы стремление к свободе не поощрялось. Но для Мераба свобода была важнее всего. Она была стержнем его философии.
Пришлось покинуть Москву и возвратиться в Грузию. Но и там он неустанно трудился, преподавал, участвовал в общественной жизни, выражая через философию

свою гражданскую позицию:
– Истина выше Родины!
Сколько же критики довелось ему перенести за эти выстраданные слова, сколько злобы и хулы!
На президентских выборах предостерегал:
– Если изберут Гамсахурдию, то я откажусь от своего народа!
Бесконечно любивший Грузию и свой народ, понимал, что никто другой не сможет сказать столь прямо и открыто, а людям надо это услышать, именно сейчас. Его ругали, оплевывали. Но худшее впереди — выбрали Гамсахурдию.
Мераб был раздавлен. Ведь и мысли не допускал, что допустят диктатуру:
– Где угодно, только не в Грузии!
И что же? Его убеждения повержены. Полное отчаянье.

Когда в Тбилиси вошли танки, он лежал в больнице. Прошло всего несколько дней после того, как у него случился обширнейший инфаркт. За окнами шум, крики…Поднялся с кровати, вышел на улицу и успокаивал обезумевших от страха и ужаса женщин, детей, открыл дверь и завел их внутрь, в безопасное место.

Его считали «неудобным» философом, как Сократа, призывавшего к самосовершенствованию, господству закона и ограничению власти толпы.
Ученики дважды предлагали Сократу бежать из тюрьмы, но он отказался, и долго беседовал с ними о смысле жизни, и величии истины накануне казни перед тем, как палач подал ему чашу с ядом.
Мераб тоже отказался уезжать из СССР, полагая, что только здесь может полностью реализоваться. И до последнего дня был с учениками, творил философию.

25 ноября 1990 гада возвращался из Москвы, где прочел очередной курс лекций. Уже существовала договоренность о его скором переезде в столицу для работы на постоянной основе.
Аэропорт Внуково. Самолет в Тбилиси задерживался из-за отсутствия топлива. Пассажиры скопились у выхода, гул, суета. Там и умер. Сердечная недостаточность.
А всего-то 60 лет.
Через несколько дней друзья встречали в Тбилиси самолет с гробом Мераба.
Нашли какой-то старый грузовик с открытым кузовом, тряский и дребезжащий. Так и везли по гулким мостовым великого философа: ни почестей, ни цветов, только горечь утраты.

Для меня Мераб был мигающим маяком в темные минуты, особенно тогда, когда долгое время терзали сомнения в том, правильно ли я поступила, переехав в другую страну, потеряв любимую работу и друзей.
Его философия освободила меня от моих иллюзий, подняла на новый уровень понимания жизни:
– Самое главное в трудной ситуации – не перестать быть Человеком, не потерять это то, что делает нас людьми. Феномен свободы состоит в том, чтобы оставаться свободным даже тогда, когда выбора нет.